СУБЪЕКТ НЕГОСУДАРСТВЕННОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ БУХГАЛТЕРСКОГО УЧЕТА

Будущее бухгалтерского образования

**М.Л. Пятов**,
Санкт-Петербургский государственный университет.

Дорогие коллеги! Мы с вами весь предыдущий год посвятили разговору о вероятном будущем бухгалтерского учета. Мы обсудили возможное влияние технологического прогресса на нашу профессию, рассмотрели вероятные перспективы развития методологии учета и аудита, поговорили о вероятном участии в учетной практике искусственного интеллекта. Однако, самый главный вопрос, определяющий вероятное будущее нашей профессии, пока оставался за рамками наших бесед. Это вопрос развития бухгалтерского образования. Без него любые размышления о будущем профессии теряют всякий возможный смысл. Ведь профессия — это не что иное, как наши коллеги, от которых и зависит то, каким мы видим бухгалтерский учет сегодня, и, каким он сможет быть в возможном завтра.

Тема образования глобальна. Она всегда вызывает горячие споры, всегда высвечивает самые острые социальные проблемы общества. Ее комплексное рассмотрение не под силу никакой статье, а уж тем более, той, которую Вы сейчас, надеюсь, прочтете. Цель этой статьи — подсветить ряд вопросов нашего высшего образования, без решения которых развитие профессии бухгалтера в условиях современности представляется плохо.

Учеба по системе И.П. Павлова

Автору этой статьи в свое время посчастливилось быть студентом у первого президента Института профессиональных бухгалтеров России, профессора Ярослава Вячеславовича Соколова (1938-2010). Это был ярчайший педагог, воспитавший не одно поколение бухгалтеров России. Он любил повторять, что печальной традицией бухгалтерского образования было и остается стремление работать со студентами по системе условных рефлексов И.П. Павлова (1849-1936). Как же идеи великого отечественного физиолога могут относиться к бухгалтерам?

Приходит студент на первый курс, говорил Ярослав Вячеславович, и ему рассказывают про счета, баланс, двойную запись и о том, что дебет с кредитом и актив с пассивом должны сходиться. Студент данные вопросы изучает, старается, к концу первого курса и у него дебет с кредитом начинает сходиться. Он получает пятерки и радуется. Затем начинаются так называемые специальные курсы — бухгалтерский учет в торговле, в строительстве, управленческий учет и тому подобное. И вот там, в подавляющем большинстве случаев, знание передается от преподавателя к студенту путем разучивания нескончаемого множества бухгалтерских проводок и тому подобных учетных хитростей. Преподаватель диктует, а студент записывает: поступили материалы от поставщиков — дебет счета 10 «Материалы», кредит счета 60 «Расчеты с поставщиками и подрядчиками»; переданы материалы в производство" — дебет счета 20 «Незавершенное производство», кредит счета 10 «Материалы» и т.д. и т.п. И вот все, что требуется от студента для получения хорошей оценки — а хорошая оценка, по убеждению многих, это, конечно, главная цель образования, — это выдать правильную реакцию (требуемую проводку) на предложенный стимул (вопрос педагога). Под конец такого обучения студент уже благополучно забывает, что там такое «десять», где там какие «шестьдесят», но четко закрепляет «правильную» реакцию.

Ну-ка, ответь, вопрошает строгий, но справедливый оракул бухгалтерии: поступили материалы, какая запись? Дебет 10, кредит 60! Молодец! Пять! Проводки — вот, что нужно для дела, для практики, а остальное лишь ненужная теория — она не пригодится. Про динамический баланс, допущения там всякие, приоритет содержания над формой налоговому инспектору рассказывать не будешь.

Примерно также проходит (если проходит) и знакомство с нормативно-правовыми актами, а сегодня еще и с МСФО. Чтобы быть «молодцом» и получить «пятерку», студент должен знать, что и в каком пункте какого стандарта написано, или, как говорят некоторые специалисты, «сказано». Хорошо, если будущий специалист еще будет знать, какие кнопки на клавиатуре нужно нажать, чтобы правильно работать с очередной версией бухгалтерского программного продукта, а преподаватель будет рад рассказать ему, что в программе «Бухгалтер» версии 8.0 поступление материалов отражалось в девятой ведомости, а в ее версии 9.0 ведомости для этого уже две и аналитики больше.

«Стимул — реакция» — вот основа такого образования, или, как наставлял Студента Мефистофель: «Профессору смотрите в рот и повторяйте, что он врет».

Такой павловский подход сохраняется и при обучении анализу финансовой отчетности или корпоративным финансам, своевременно пришедшим на смену курсам «анализа хозяйственной деятельности». Там известные премудрости так называемого коэффициентного анализа отчетности также предлагается осваивать по системе Павлова. Важно знать, что возможность компании платить по долгам оценивается с помощью коэффициента ликвидности, а коэффициент этот рассчитывается делением оборотных активов на краткосрочные обязательства, и «хорошее» значение это дроби около 2. И если коэффициент равен 2, то это означает, что два рубля оборотных активов приходятся на рубль краткосрочных обязательств.

Но вот почему два? Почему мы делим именно оборотные активы на краткосрочные обязательства? Какой в этом смысл, если в оборотных активах давно уже показывается вовсе не то, что можно продать. Как это все соотносится с допущением непрерывности деятельности, почему мы здесь идеи статического баланса переносим на данные динамического? Все эти вопросы лишние и к делу касательство имеющие небольшое. Знаешь, как коэффициент рассчитывается и чему он должен равняться, молодец. Реакция верная! Пять!

«Заучивайте на дому
Текст лекции по руководству.
Учитель, сохраняя сходство,
Весь курс читает по нему.
И все же с жадной быстротой
Записывайте мыслей звенья.
Как будто эти откровенья
Продиктовал Вам Дух Святой»1.

Что изменилось?

Много ли за последние годы откорректировало эту отчасти гротескную зарисовку профессора Соколова?

А как обстоят дела с нашим соответствием современности? IT, тотальная цифровизация, искусственный интеллект — как все это изменило бухгалтерское образование за последние годы?

Здесь вспоминается известная цитата из «Теории бухгалтерского учета» Э.С. Хендриксена и М.Ф. Ван Бреды, которую мы уже обсуждали с вами, говоря о вероятном будущем нашей профессии: «Между тем [как] в мире произошла информационная революция, которая радикально должна была бы повлиять на учет, сейчас мы наблюдаем нечто похожее на то, что было во времена промышленной революции, когда использование технических достижений отставало во времени от их изобретения. Авторы учебников все еще объясняют, как дебетовое сальдо показывать с левой стороны, а кредитовое — с правой, учат студентов технике вычитания меньшей противоположности, которая еще три века назад была признана арифметически устаревшей. Программисты старательно отражают эти средневековые идеи на экране компьютера. Бухгалтерскому учету еще предстоит адаптировать новые изобретения ...»2. Любопытно, что эти слова были написаны в 1992 году, однако, согласитесь, сохраняют актуальность, как для практики бухгалтерского учета, так и для образования в области нашей профессии и по сей день.

Рассказы о «завтрашнем» «вчера»

Если, дорогие коллеги, допустить, что технологический прогресс будет развиваться в том же направлении, что и в настоящее время, то придется признать — все, чему мы учим сегодняшних студентов, стремительно устаревает и имеет все меньшее отношение к современности, а тем более к вероятному «завтра». Мы уже говорили с вами о том, что вся методология ведения бухгалтерского учета и составления отчетности компаний, которую мы наблюдаем сегодня и которая в настоящее время находит поддержку в законодательстве и профессиональных стандартах (включая МСФО), — это не что иное, как продукт уровня технического развития западной цивилизации второй половины XIX века.

Планы счетов с их группировкой и «этажами» «аналитики», формы отчетности с их «золотой серединой» между недостаточной и избыточной информацией, учетная политика, сроки представления отчетности — все это учетная практика чернил, перьев и счетов. Таким был учет своего времени именно потому, что иной учет просто не мог бы состояться по техническим причинам.

Все, о чем мечтали балансоведы первой половины XX века — это отнюдь не расширение границ достижений учетной мысли. Их мечты — отражающие различные информационные срезы фирмы N балансов, каждый из которых лишь элемент подлинного баланса компании, А.П. Рудановского, ежедневный (органический) баланс Ф. Шмидта, необходимый набор допущений — принципов учета Э. Патона, ориентация отчетности на конкретного пользователя и т.д. — разбивались о границы технологических возможностей их времени. Об эти же границы разбивались, соответственно, и мечтания идеологов анализа учетных данных, чей так называемый коэффициентный анализ отчетности, кочующий из учебника в учебник уже более 100 лет, также идеально пригоден для оценки положения дел предприятия рубежа XIX-XX веков.

Парадоксально, но идеи подавляющего большинства современных теоретиков учета из последних сил пытаются эти границы сохранить, в то время, когда все информационное поле экономической жизни уже давно их перешагнуло.

Продолжая сегодня учить студентов бухгалтерии конца XIX — начала XX в., мы предлагаем им лишь занимательное путешествие в прошлое. Да, это «прошлое» пока что господствует на практике, но студент — это тот, для кого этот аргумент наименее убедителен. Он, студент, физиологически, всем своим существом, ориентирован на будущее. В результате, нам приходится наблюдать, как наша профессия терпит значимый репутационный урон отнюдь не из-за технологического прогресса и пресловутой роботизации, как нам обещали авторы The Economist, а за счет того, что кажется современным студентам непомерно скучной (она и так-то никогда не обещала фейерверка эмоций и приключений3, а сегодня и подавно заставляет наших слушателей скучать).

Мы и «всё остальное»

Составляемая в настоящее время бухгалтерская отчетность компаний (как мы ее сегодня знаем) с каждым новым поколением (а не будем забывать, что тем, кто родился в год появления Facebook, сегодня уже 17 лет, а те, кто не может помнить мира без поисковой системы Google, в этом году доживут до своего двадцатитрёхлетия, и т.д.) становится все в меньшей степени адекватной окружающему человека информационному пространству. Уже с момента вхождения в повседневность телевидения, мы стали привыкать к возможной, а затем и необходимой, комплексности информационного сообщения. С развитием в последнее время информационных технологий, человек, социализирующийся в соцсетях, привыкает такие комплексные информационные сообщения создавать, управлять ими и хоть чем-то посредством их. Бухгалтерская же отчетность традиционно, десятилетие за десятилетием, век за веком, предлагает нам лишь «одномерный» взгляд на предприятие. При этом выбор этого «измерения», состоявшись полтора века назад, не претерпел с тех пор практически никаких изменений.

А между тем поменялся и наш студент. Интернет очень быстро сделал из него нового дилетанта, все меньше и меньше склонного апеллировать к профессиональному суждению сторонних лиц и все больше и больше доверяющему обезличенному цифровому пространству данных как источнику собственных знаний.

Буквально на наших глазах меняется восприятие студентом наших дней образа преподавателя как источника знаний. При этом потеря традиционного значения фигуры преподавателя происходит гораздо быстрее, чем формирование какого-либо нового ее значения (образа).

Буквально на наших глазах происходит то, что Хосе Ортега-и-Гассет (1883-1955) называл «принципом экономии в образовании»4. Образование, писал философ, занимает человека и составляет его занятие по причине столь же простой, сколь и неприглядной, сколь и прискорбной: чтобы жить уверенно, свободно и правильно, необходимо знать колоссальное количество вещей, а ребенок и молодой человек ограничены в своей способности учиться. Вот в чем причина. Если бы детство и юность, утверждал Ортега-и-Гассет, длились до ста лет либо ребенок и юноша имели практически безграничную память, мышление и внимание, деятельности обучения не существовало бы. Все потрясающие и возвышенные основания не смогли бы заставить человека создать тот тип человеческого существования, который зовется преподавателем. Дефицит, ограниченность способности учиться есть исходный принцип образования. Обучение нужно в той мере, в какой не все можно выучить5.

Как отмечал еще в середине 1990-х годов автор известной работы «Университет в руинах» Билл Ридингс (1960-1994), «значительная часть нынешней шумихи вокруг практики преподавания связана с простым противоречием между временем, которое занимает преподавание, и административной логикой, отдающей приоритет эффективной передаче информации».

Уже в 1968 году Маршал Маклюэн (1911-1980) писал: [сегодня] «использовать или не использовать телевизор как меру наказания или способ вознаграждения ... столь же бессмысленно, как говорить ребенку, что ему разрешено или запрещено дышать. ... Дети из Уоттса (Калифорния) правы, когда спрашивают: „Почему мы должны ходить в школу только ради того, чтобы прерывать наше обучение?“ Телевидение — не утвержденный курс лекций по какому бы то ни было предмету, но оно совершенно определенно соответствует характеристикам естественной среды, в которой ребенок кормится и ищет свой путь, как делал всякий индеец, выходя из вигвама»6.

Интернет фантастически усилил обсуждаемые социальные тенденции. Абсолютная доступность для каждого гигантского объема информации, далеко выходящего за пределы индивидуального восприятия, — этакий бесплатный для любого пропуск в «третий мир» К. Поппера — чрезвычайно быстро сформировал иллюзию обладания любым доступным через интернет объемом знаний, иллюзию власти над получаемыми из всемирной паутины данными, управления ими. А активность в социальных сетях быстро добавила к этому и иллюзию участия практически любого в формировании этих данных и чуть ли не в формировании той самой «сокровищницы знаний», доступ к которой, в сознании тех, кто учился в эпоху «до интернета», ассоциировался с исполнением долгих и чрезвычайно сложных социальных ритуалов.

Сложившаяся ситуация поставила в определенный тупик формировавшиеся веками схемы образовательно процесса на всех его уровнях — от начальной школы до верхних ступеней высшего образования. Преподаватели, повторим, стали терять роль носителей знания, все больше уступая её поисковым алгоритмам, при этом не всегда будучи готовыми к роли трактующих огромное разнообразие доступной информации.

Обучать дискутируя

По всей видимости, студент сегодня готов скорее обсуждать с преподавателем вопросы, касающиеся изучаемого предмета, чем воспринимать предлагаемые преподавателем знания как нечто единственно верное, однозначно надежное, а, главное, полезное.

Таким образом, именно дискуссия становится сегодня самой актуальной формой обучения.

В таком подходе, конечно, нет ничего принципиально нового. Здесь любопытно будет отметить, что в европейских университетах позднего средневековья, сформировавших знакомый нам сегодня институт высшего образования, «термином students обозначали безразлично учителей и учащихся»7.

А вот, например, известные отзывы о лекциях И. Канта, который, по свидетельствам лиц, близко знавших его, «вел лекцию так, как будто искал истину, одинаково неизвестную его слушателям и ему самому»8.

Однако, мы с Вами, дорогие коллеги, привыкли к несколько иному стилю. Так, например, вспоминая годы своего студенчества, замечательный педагог, профессор Ярослав Вячеславович Соколов (1938-2010) писал: «Николай Семенович [Помазков (1889-1969)] приходил в институт всегда с опозданием, хотя жил напротив. Пока он не произведет перекличку присутствующих, к лекции не приступал. Потом вынимал тетрадку и медленно и нудно, но хорошо поставленным голосом зачитывал заранее отработанный текст. Девочки, которые все были поголовно в него влюблены, все записывали и радовались, а я занимался на его лекциях переводами, не слушая того, что можно прочитать в любом учебнике»9.

В условиях современности метод И. Канта вновь становится актуальнее метода Н.С. Помазкова.

Пугающие новации

Темпы компьютеризации бухгалтерского учета, формирующиеся возможности роботизации процессов учетной практики, перспективы использования в ней алгоритмов искусственного интеллекта, о которых мы с вами говорили в предыдущих статьях, ставят вопрос о месте человека в учетной профессии в условиях новой технологической реальности. Казалось бы, вопрос очень странный, ведь профессия — это же и есть люди. Понятие профессии вне человека бессмысленно. Однако, реальность здесь состоит в том, что изобретаемые человеком инструменты, обеспечивающие развитие его возможностей в той или иной области деятельности, в конечном счете меняют роль самого человека в этой области его деятельности.

Страх перед новациями в области технологий понятен и психологически оправдан. Мы уже неоднократно касались этой темы в предыдущих публикациях. Это отнюдь не новая история. Так, в годы индустриализации, на рубеже XIX — XX вв., миру активно предрекали наступление эры господства инженеров. В 1921 году Торстейн Веблен (1857-1929) писал: "С самых ранних этапов [развития индустриальной экономики] начало происходить постепенное дифференцирование между теми, кто разрабатывал и организовывал технологические процессы, и теми, кто управлял финансовыми потоками и занимался коммерческими вопросами. Соответственно, происходило разделение власти между менеджерами и техническими экспертами. ...Эти эксперты, технологи, инженеры — как бы мы их не называли, составляют своеобразный главный штаб индустриальной системы; и без их беспрестанного надзора и управления индустриальная система не будет работать. Эта механически организованная система технических процессов создается, запускается и управляется производственными инженерами. Без них самих и без их пристального внимания все производственное оборудование будет просто грудой хлама. ...Сложно предположить, каким образом, как скоро, в связи с чем и с каким результатом гильдия инженеров обнаружит, что она гильдия, и что материальное будущее общества в ее руках. Но уже очевидно, что положение в индустрии и согласие среди инженеров к этому приведут. ...Кажется очевидным, что индустриальная диктатура финансовых магнатов держится на терпении инженеров и они могут ее свергнуть в любой удобный момент по собственному усмотрению"10.

Сегодня наш современник и коллега Ю.Н. Гузов отмечает следующее: «Двадцатый век ознаменовался битвой собственников и менеджеров за контроль над бизнесом. «Революция управляющих» внесла новации в систему управления фирмой. Доминанта менеджеров как организаторов учетного процесса стала бесспорной. Иное — двадцать первый век. Десятки лет идет негласная битва между менеджерами и информационщиками внутри крупных фирм. ... Использование комплексных компьютерных информационных систем внутри фирм создало возможность доступа к инсайдерской и конфиденциальной информации системным администраторам. Они наряду с менеджерами получили возможность анализировать такую информацию, но не принимать на ее основе решения. Более того, почувствовав такую угрозу, менеджеры начали разделять фирменную информационную систему на части, ограничивая доступ к инсайдерской и конфиденциальной информации системным администраторам. Ответ инфомационщиков был прост. Пустить «под нож» «тупых, коррупционных менеджеров» и заменить их искусственным интеллектом. Так рождалась гипотеза «смарт-фирмы», коллективной волей которой становится искусственный интеллект. Это становится современным форсайтом развития фирменных структур, а, следовательно, учета и аудита. Цифровая экономика — это собирательный образ крупных инноваций, вторжения цифровых технологий в производство и общественную жизнь. ...Естественно встает вопрос о реакции учетной сферы на глобальную цифровизацию клиентской базы, экономической деятельности и основ жизни«11.

Способности человека и способности машин

Вот такие, буквально, вести с поля брани. Однако, вероятнее всего, градус освещения текущей ситуации здесь, как и в свое время у Веблена, несколько завышен. Не будем забывать, что любая технология — это, ни что иное, как помощник человека. Она и изобреталась только лишь с одной этой целью. У технологии нет и не может быть никакой «своей собственной» функции и цели. Технологии — это, в известном смысле, продолжение нас самих, «технологическое усиление» наших собственных умений и навыков. Однако специфика той технологической революции, которая происходит на наших глазах, состоит в том, что в определенных осуществляемых человеком операциях технология из помощника превращается в единственного исполнителя этих операций.

В этом наша современность заключает в себе чрезвычайно интересную «ловушку» для развития человека, а, следовательно, и для усилий в области его образования. С одной стороны, нам все меньше и меньше требуется прикладывать усилия в областях, где помощником человека становятся технологии. Эта наша «незанятость» рутинными операциями, казалось бы, должна высвобождать потенциал нашего интеллектуального развития, нашего творчества — тех наших «сильных» сторон, в которых с нами никак не могут тягаться изобретаемые технологии.

Но вот, что происходит: намного лучше справляясь с рутиной, технологии как бы затягивают нас в процесс потребления многообразнейших результатов их работы настолько, что часто мы сильно задерживаемся на этом процессе, практически забывая о том, что результаты работы машин — это не цель, а средство в развитии нашего существования.

И вот здесь наш творческий потенциал, наши способности, наоборот, начинают не развиваться, а атрофироваться.

Представим ребенка за какой-нибудь компьютерной игрой. Предлагаемый ею мир поистине удивителен и многообразен. Сотни самых неожиданных персонажей, вариантов их представления, огромное количество возможных направлений развития сценария, десятки уровней сложности. Казалось бы, разве можно сравнить этот увлекательный мир, допустим, с игрой ребенка фигурками солдатиков или кукол в докомпьютерную эпоху? Вот же где увлекательнейший путь для творчества!

Однако это не совсем так. Играя с куклой, солдатиком, плюшевым медведем и т. п., мы сами исключительно собственной фантазией, изобретаем сценарий нашей игры, определяем происходящие в ней события, наделяем выдуманных персонажей теми или иными качествами и/или способностями, представляем «визуальный ряд» воображаемых событий, изобретаем диалоги — иными словами, мы творим. Играя с другими детьми не в компьютерную многоролевую игру, а, например, во дворе, в разбойников, дочки-матери и т. п., мы творим в команде, учимся совместному творчеству.

В компьютерной же игре, даже самой сложной и самой зрелищной, мы выбираем варианты, предлагаемые нам программным алгоритмом, ждем предложений — мы не задействуем потенциал своей собственной фантазии.

Пользуясь небывалым по историческим меркам набором предлагаемых нам технологиями развлечений, мы все меньше изобретаем их, все меньше играем в них ведущую роль. Мы перестаем играть на музыкальных инструментах, мы не придумываем игр, мы все меньше остаемся наедине с собственными мыслями и т. д. Это не хорошо и не плохо. Так меняется наша жизнь, так мы ее меняем, таково текущее направление нашего развития.

Но вот парадокс — развитие технологий требует от нас (в качестве условия нашей успешности в меняющемся мире) развития творческих, креативных, «неалгоритмизированных» навыков и одновременно значимо препятствует их развитию.

Все мы от рождения обладаем огромными природными способностями, но теряем многие из них в ходе интенсивного общения с окружающим миром. И в последнее время технологии начинают играть в этом далеко не самую последнюю роль, усиливая негативное влияние на наш творческий потенциал существующих образовательных стандартов, формировавшихся в период индустриальной революции конца XIX — начала XX в. Помните восхищение Адама Смита налаженным разделением труда на фабрике, выпускающей булавки? Идеи научной организации труда Ф. Тейлора? Их условное воплощение в подходах к образованию мы можем в настоящее время наблюдать практически повсеместно.

Определенные навыки, на которые делается «упор» в получаемом нами образовании — выполнение заданной обязательной последовательности действий, оценка того или иного явления с позиций определенной (заранее известной) логики (которая может быть только одной и никакой иной), математические действия, выбор «правильного» ответа из нескольких предложенных или поиск «правильного» решения предлагаемой задачи — это как раз то, что прекрасно выполняется современными машинами, реализующими определенный алгоритм.

Развитие творческого потенциала обучающегося в любой сфере деятельности, в том числе (а, может быть, в первую очередь) и в бухгалтерскому учете, вот путь получения нами образования, развивающего главное конкурентное преимущество человека перед механизмами — способность творить, мыслить за пределами стандартных схем, разрабатывать навык принятия нестандартных решений, которых нет в заранее известном «списке вариантов».

Изучая бухгалтерский учет, учиться экономическому мышлению

Вот здесь наша псевдовойна с «информационщиками» должна превратиться в эффективное взаимодействие. А, следовательно, важнейшим навыком современного бухгалтера становится постановка задачи перед специалистами в области IT. Ему, «информационщику», создавать техническое воплощение этих задач. Задачей же бухгалтера остается — оценить возможное влияние применяемых способов бухгалтерского учета на мнение заинтересованных лиц о положении дел представляющей отчетность организации и их возможную (как следствие такого мнения) реакцию в виде принятия определенных экономических решений.

Однако для выполнения этой задачи бухгалтеру требуются знания в области микроэкономики и теории фирмы, юриспруденции, финансового менеджмента, социологии, психологии. Ему необходимо видение того, как применяемые им методы учета формируют у заинтересованных лиц восприятие тех или иных хозяйственных процессов, благодаря этому можно оценивать возможные правовые последствия принятия ими обусловленных учетной информацией решений и возможное влияние этих решений на будущее компании.

Бухгалтер — это творческая работа, требующая глубокого понимания хозяйственной деятельности. Главное — это работа, результатом которой эта хозяйственная деятельность во многом и является. Развитие обучения именно такому подходу к бухгалтерской практике и требует наша современность, все более передающая рутинные аспекты самых разных направлений человеческой деятельности машинам. Такая работа бухгалтера невозможна без хорошего, качественного, всестороннего экономического образования.

В этой связи важно обратить внимание на то обстоятельство, что "федеральные образовательные стандарты и система выделения университетам финансируемых государством мест для обучения студентов приводит к тому, что в России высшее образование существует почти исключительно как профессиональное, как подготовка к определенной профессии. Деспециализация высшего образования, отрыв его реальной общественной и экономической функции от формально установленной — скрытая тенденция, наметившаяся еще в поздний советский период и резко усилившаяся в новой России начиная с 1990-х годов. Тем не менее, 99% высшего образования формально остается профессиональным и по сей день"12. И вот в условиях современности, когда темпы технологического прогресса делают практически невозможным обучение практической составляющей профессии, особую роль приобретает деятельность профессиональных общественных организаций с их системой квалификационной аттестации.

Такую роль в настоящее время в области бухгалтерской профессии в России играет Институт профессиональных бухгалтеров, реализующий многоуровневые программы аттестации, разрабатывающий специальные профессиональные стандарты, выполняющий роль актуального источника профессиональных знаний. Вероятно, в будущем эта роль Института как профессионального сообщества высококвалифицированных действующих практиков будет только возрастать.

Желания и возможности

Итак, непрерывное взаимное обучение студента и преподавателя, их творческое взаимодействие, развивающее профессию, — вот адекватная современности картина бухгалтерского образования сегодня.

Слова, конечно, замечательные. Но что, а точнее, кто за ними стоит. А стоять над ними должны люди, доценты и профессора, выходящие в аудитории и работающие со студентами. Этим людям нужны определенные условия существования в их профессии — профессии педагога Высшей школы. Но те условия, в которых, к сожалению, они вынуждены сегодня работать формируют отнюдь не самую благоприятную среду для креативного творчества.

Как справедливо отмечают Ярослав Кузьминов и Мария Юдкевич, «после распада СССР на фоне падения заработной платы, массовой «утечки мозгов», появления большого количества высших учебных заведений, которые предлагали услуги низкого качества платежеспособным студентам, заинтересованным в формальном дипломе, произошло резкое падение социального статуса преподавательской профессии. Произошла десакрализация академической профессии: большая часть общества стала воспринимать преподавателей как низкооплачиваемый обслуживающий персонал. В 1990-е годы многим казалось, что в ВУЗы идут работать в основном неудачники, которые не востребованы неакадемическим рынком труда"13.

К сожалению, приходится отметить, что эти тенденции не только сохраняются, но и закрепляются в последние годы. «Как преподавателей воспринимает общество, — продолжают Кузьминов и Юдкевич — так преподаватели во многом воспринимают и сами себя. Немалая доля преподавателей считают, что сейчас «сложное время, чтобы начинать академическую карьеру». В 2017 г. так считал каждый третий преподаватель ВУЗа [в России] (в кризисном 1992 г. эта доля была примерно такой же).

Как же еще должен воспринимать себя преподаватель ВУЗа, когда зайдя на любой ресурс, размещающий вакансии и объявления, например Head hunter и т.п., он обнаружит несчетное количество вакансий, вообще не требующих никакого специального образования (даже среднего!), таких как курьер, фасовщик, почтальон, грузчик, уборщик, дворник, оплачиваемых значимо выше ставки доцента, а иногда и профессора. Речь уж не идет о таких позициях, как, например, администратор торгового зала, кассир — операционист, водитель грузовика или таксист — с этими специалистами профессору нечего и думать, чтобы тягаться в заработке. И вот, например, у молодого человека, раздумывающего над своим будущем, возникает вполне резонный вопрос: зачем учиться четыре года в бакалавриате, потом два в магистратуре (или пять в специалитете), потом три года в аспирантуре, публиковать серьезные статьи, защищать диссертации, потом еще несколько лет стараясь опубликоваться в серьезных журналах, участвовать в грантах, сочиняя учебно-методические пособия ждать возможности занять ставку доцента, чтобы зарабатывать в три раза меньше доставщика еды?!

Но ведь этому молодому человеку, размышляющему о своем будущем, хочется создать семью, иметь детей. Эту семью необходимо как-то обеспечивать, что становится просто несовместимо с работой в ВУЗе без каких-либо дополнительных заработков, никогда не идущих на пользу академической деятельности.

И вот здесь вспоминаются другие строки из Адама Смита: "Человек всегда должен иметь возможность существовать своим трудом, и его заработная плата должна по меньшей мере быть достаточной для его существования. Она даже в большинстве случаев должна несколько превышать этот уровень; в противном случае ему было бы невозможно содержать семью, и раса рабочих вымерла бы после первого поколения«14. Очевидно, сегодня нам реально угрожает вымирание «расы» ВУЗовских преподавателей. И преподаватели бухгалтерского учета здесь далеко не исключение.

Однако, вместо занесения нашего вымирающего вида в Красную книгу, многое из происходящего сегодня в области высшего образования в России создает ситуацию, когда все то позитивное, что еще удается сохранить, имеет место не благодаря, но вопреки не прекращающимся усилиям по модернизации отечественной высшей школы.

Избыточная бюрократизация, постоянное «совершенствование» текстов образовательных программ с непрерывным изобретением новых «компетенций» и «квалификаций», агрессивно-эффективные контракты, заключающиеся часто на один учебный год, и тем постоянно держащие преподавателей в совершенно неэффективном психологическом напряжении, требования непрерывных публикаций чуть ли не от каждого преподавателя каждого ВУЗа в ведущих периодических изданиях мира (!), реализация которых повсеместно приводит к, фактически, профанации исследовательской деятельности, и прочие хорошо знакомые каждому ВУЗовскому работнику нашей страны печальные реалии нашей современности, отнюдь не способствуют действительному качеству высшего образования в стране.

Погоня за местами в мировых рейтингах, ценность которых ярко показали события последних дней, заставляет забывать о том, что высшее образование — это не скачки, а очередное «ударное соцсоревнование» в этой области не сулит ничего хорошего. Бесконечные «Университет — 2010», «Университет — 2020», «Университет — 2030», невольно наводят на мысль о столь печально известных терминах советской эпохи, как «штурмовщина», «взятие повышенных обязательств» и т.п. Что же происходит?

«Учись у немца!» (В.И. Ленин)

Стремясь после распада СССР как можно быстрее создать у себя образование «на западный манер», мы в очередной раз подтвердили слова Жозефа де Местра (1753-1821): "Какое невероятное ослепление, какая необъяснимая завороженность заставила этот великий народ, столь известный своей природной прозорливостью, вообразить, что он может не считаться с законом вселенной? Русские хотят сделать все сразу, но для этого нет средства: в науку вползают, а не влетают"15.

Мы, пожалуй, реформировали образование России именно в процессе такого полета, часто акцентируя внимание на том из опыта западной системы образования, что сочеталось с привычными нам, а следовательно легче реализуемыми методами управления. Мы восприняли тенденцию развития западных университетов 1990-х годов, когда "в <...> Университете по-прежнему исполняются три функции: исследование, преподавание и администрирование. Последнее, безусловно, быстро становится основным местом размещения ресурсов«16.

В результате такого синтеза привычных нам способов управления и ряда весьма спорных тенденций в жизни университета западной системы образования, мы положили в основу оценки деятельности ВУЗов, то, что Б. Ридингс метко определил как «стремление к совершенству». «Как интегрирующий принцип, писал профессор Ридингс, совершенство имеет одно неоспоримое преимущество: оно лишено всякого значения... Сегодня любой факультет Университета можно побудить стремиться к «совершенству», так как повсеместная применимость данного понятия напрямую связана с его пустотой. ...Столь разные категории, как состав студентов, размер учебных групп, финансы и библиотечные фонды, оцениваются по единой шкале совершенства. При знакомстве, продолжает он, с чрезвычайно тщательно разработанной системой рейтингования ВУЗов, позволяющей оценить степень его соответствия «совершенству», а, следовательно, «репутацию» на «рынке образования», невозможно не задаться вопросами: почему лучший преподаватель — тот, кто имеет наивысшую университетскую степеь и наибольшее число грантов? Обязательно ли лучший университет является самым богатым? Какие отношения со знанием имеются ввиду, когда библиотека [или доступные библиотеке интернет ресурсы] рассматриваются в качестве места его хранения? ...Должно ли знание просто извлекаться из хранилищ или оно должно производиться в процессе преподавания? Почему ... главные исполнительные директора крупнейших корпораций способны лучше других судить о репутации [Университета]? ...Так вопрос об Университете становится «лишь вопросом об относительной денежной стоимости, вопрос, адресуемый студенту, который понимается исключительно как потребитель, а не как человек, желающий мыслить. ...Таким образом, «совершенство» позволяет Университету понимать себя исключительно в терминах структуры корпоративного управления. ...Итак «сугубо экономический подход» начинает вытеснять «традиционно культурную миссию» высшего образования«17.

Нужно отметить, мы далеко не первые, совершающие такой ускоренный полет к «светлым идеалам» «лучшего» образования. Так, в начале 1930-х, обращаясь к испанскому академическому сообществу, Хосе Ортега-и-Гассет писал: «Лучшие начинания последних пятнадцати лет (о худших не стоит и говорить) вместо прямой и безоговорочной постановки вопроса: для чего здесь существует и должен существовать университет? — имели лишь совершенно удобный и стерильный результат: постоянную оглядку на происходящее в университетах передовых стран», забывая, таким образом, о том, что "за границей нужно искать материал, а не образцы«18.

Вместе с тем, такой «полет к западному образцу» значимо ослабил наши сегодняшние возможности создания образования адекватного современности.

Наше счастье

Однако унывать в этой ситуации было бы большой ошибкой. Мы живем во времена удивительных перемен! Те фантастические изменения информационной среды нашего существования, которые формируют нашу с вами повседневность, на наших глазах создают новый мир. Место в этом мире нашей замечательной профессии зависит в первую очередь от того, каким станет бухгалтерское образование уже буквально завтра. Его созданием занимаются замечательные люди — педагоги отечественной Высшей школы, сохранившие и значительно развившие ее за последнее тридцатилетие. У нас есть все, что нужно для хорошего «завтра». И оно обязательно наступит!